Как безденежье губит науку в провинции: нет кадров, нет открытий, нет перспектив

102 нравится

Предложенный вашему вниманию материал написан молодым ученым, который родился и вырос в городе с населением 30 тысяч человек, но сейчас работает и занимается научными исследованиями в Москве. Конечно, Вы можете как согласиться с его взглядом на данную проблему, так и решительно возразить ему 🙂

***

Наука в малом или глубоко провинциальном городе — это очередной пример огромных различий между планом и рынком.

Существуют ли крутые исследовательские центры и институты в маленьких городах в так называемых капиталистических странах? Конечно! Вы и сами легко вспомните английские университеты Кембридж и Оксфорд или многочисленные лаборатории в небольших городах Калифорнии. А еще есть Упсала (шведский город на 170 тысяч человек дал миру целых 6 нобелевских лауреатов), а еще есть многочисленные университетские городки Германии и Италии, а еще есть научные центры в небольших населенных пунктах на юге Франции…

Существовали ли крутые исследовательские центры в небольших городах СССР? Конечно! Более того, некоторые из них отлично чувствуют себя и в наши дни: закрытый Саров, наукоград Обнинск, та же Дубна…

Памятник великому советскому ученому Игорю Васильевичу Курчатову в городе Обнинск

Но речь в данном тексте пойдет о «кондовой» советской отраслевой науке — о производственно-ориентированных, обычно весьма небольших институтах, но никак не фундаментальных исследованиях в области ядерной физики или разработки военных технологий.

Достаточно привести примеры названий таких институтов, чтобы самыми широкими мазками передать картину описываемого:

• Всероссийский научно-исследовательский институт маслоделия и сыроделия,
• Институт льна,
• Институт виноградарства и виноделия,
• Институт пчеловодства,
• Институт деревообрабатывающей промышленности,
• Всероссийский научно-исследовательский институт животноводства…

Еще не так давно Институт животноводства занимал помещения церкви и усадебного дома в старинном поселке Дубровицы (Московская область)

Что же это за институты?

Это те самые институты, которые плодили и плодят бесчисленное количество кандидатов наук максимально общей категории — «технических наук» (конечно, иногда из их стен выходили и кандидаты экономических или, скажем, биологических наук, но «технари» в целом явно преобладали). Достаточно заглянуть в список специальностей, по которым, в случае успешной защиты диссертации присваивается степень кандидата или доктора технических наук. В этом списке соседствуют технология переработки молока и деревообработка, электроника и безопасность труда, материаловедение и инженерная графика, агротехнические системы и системный анализ.

Кандидаты технических наук — это как «всё обо всём»!

Это отнюдь не призыв относиться предвзято к кандидатам технических наук — большинство из них действительно создали что-то полезное для своей отрасли, однако такая внутренняя разношерстность явно указывает на искусственность конструкта «технические науки».

В чем же идея его существования? Она в целом весьма проста.

Общая концепция прикладной советской науки заключалась в ее всеобщем подчинении практическим вещам (можно сказать, наука обслуживала интересы народного хозяйства). Так что логика была железная: “Если мы выращиваем лён, значит нужно изучать лён, поэтому мы создаем институт льна”. Лён в этом пассаже можно заменить на что угодно, хоть даже на “третью ножку четырёхножного стола” — смысл в том, что таким образом создавалось очень много мелких и крайне узких в своей специализации институтов. Но отдельное направление и специальность в дипломе кандидата наук оказалось сложнее. Поэтому и возникли аморфные “технические науки”.

Естественно, что большинство таких институтов старались размещать там, где находилась производственная база, для которой институт (а важно как раз заметить, что это целый отдельный институт, а не исследовательская лаборатория при предприятии). Так эти мелкие институты попадали в провинциальные города.

Упомянутые выше примеры институтов это иллюстрируют более чем наглядно:

• маслоделие и сыроделие — в Угличе; Ярославская область и прилегающие земли издавна славились своими сырами и маслами (взять хотя бы пошехонский сыр),
• лён — в Торжке; лен в Тверской губернии массово выращивали еще при царях;
• вино — Новочеркасск; местный институт виноделия был создан при Сталине и, разумеется, был создан на юге СССР — в Ростовской области, так сказать, поближе к районам выращивания винограда;
• пчеловодство — городок Рыбное в Рязанской области (пусть вас не смущает название: пчелы есть даже на флаге и гербе этого города!),
• деревообработка — Балабаново; институт возник опять же в населенном пункте, окруженном лесами Калужской области, из которых еще при Сталине принялись делать спички и пиломатериалы.

Флаг Рыбного: серебряная рыба и золотые пчелы

Разумеется очевидно, что проблемы таких институтов не только и не столько в их размещении, но именно размещение, казалось бы, оптимальное по меркам плановой экономики, усугубляет эти проблемы.

Проблема первая — упадок производственной базы

Разумеется, что в провинции и особенно на периферии страны промышленный спад ощущался куда сильнее, чем в столице и крупнейших городах. Но важнее здесь то, что восстановления производственной базы в 2000-2010-е годы не произошло, а если местами оно все-таки происходит, то крайне неуверенно.

Обшарпанное здание на плохо освещаемой улице и подъездная дорогая с лужами — добро пожаловать в главный российский центр по изучению льна в Торжке (Тверская область)!

Например, Институт льна в Торжке находится в глубочайшем кризисе, даже сайт не работает, публикационной активности никакой. Льняной промышленности тоже практически нет.

Институт маслоделия и сыроделия в Угличе — у него дела тоже были так себе, а все основные подвижки последних лет связаны с тем, что крупные агрохолдинги стали хотя бы иногда обращаться за научными консультациями, исследованиями, экспертизами качества.

Проблема вторая — заработная плата

Ни для кого не секрет, что в науке, если она не связана со ключевыми отраслями промышленности, денег мало.

Обратимся вновь к примеру Института сыроделия в Угличе. Заместитель директора по научной работе — это кандидат наук, видный ученый с неплохим багажом исследований, регулярно пишущий научные статьи — не может рассчитывать на оклад больше 46 тыс. рублей. Но это, скажете вы, еще нормальная зарплата, тем более для провинции. Но, во-первых, это все же довольно маленькая зарплата, во-вторых, как быть молодому ученому, чья ставка научного сотрудника составляет 13 тыс. рублей?

Ставка молодого специалиста — меньше 200 долларов. Это абсурд. О каком развитии науки в таких условиях может идти речь???

Дневной заработок ученого в провинции; таксисты получают больше, разработчики простых сайтов получают больше, педагоги-репетиторы получают больше…

Проблема третья — невозможно привлечь талантливых молодых ученых

С этой проблемой сталкиваются и гиганты калибра МГУ, но в провинции эта проблема усиливается стократно. МГУ, если угодно, — непрерывный конвейер производства научных кадров в том числе для самого себя, а вот провинциальные научные институты даже этим похвастать не могут. Скажем, в городе Балабаново (Калужская область) есть НИИ деревообрабатывающей промышленности. Но там нет ни своего «Древесного университета», ни даже какого-нибудь простенького института с условным «факультетом лесопиления». То есть, чтобы привлечь новые кадры, нужно обеспечивать приезд студента или молодого специалиста из большого и привлекательного для молодого человека города (скажем, из Калуги или Москвы), но обычные небольшие города по уровню разнообразия услуг, доступности инфраструктуры не могут тягаться со столицей или хотя бы областным центрами. А ведь молодого специалиста на новом месте работы в райцентре еще нужно обеспечить качественным жильем — и на это денег зачастую тоже нет.

Проблема четвертая (как квинтэссенция всего) — нет инноваций

Нет заказов от промышленности, нет большого государственного финансирования, нет новых горящих идеями молодых ученых — нет реальных открытий, нет крутых разработок, нет суперинноваций. В итоге порочный круг и прозябание: чтоб привлечь бизнес — нужен авторитет, чтоб был авторитет — нужны исследования, чтоб были исследования — нужно привлечь бизнес, но привлечь его нечем.

Чтоб наука была на высоком уровне — нужны деньги, чтоб были были деньги — нужна наука на высоком уровне.

При этом формальные публикационные показатели могут держаться на довольно приличном уровне, но качество этих публикаций обычно, мягко говоря, невысоко. В свою очередь из-за сравнительного небольшого размера, то есть дефицита кадров и компетенций, не удается перепрофлироваться или расширить круг специализаций.

Итак, перед нами встает важнейший вопрос:
что делать с такими институтами?

Видимо, большую часть надо расформировывать и переформатировать в исследовательские лаборатории, по возможности с привлечением бизнеса.

Нет смысла в существовании больших коллективов в узко специализированных научных направлениях.

Есть ли иной выход из бедственного положения многих таких институтов? Автор затрудняется дать ответ на этот вопрос, но склоняется к скептицизму. По всей видимости, «невидимая рука» рыночных отношений убивает то, что неэффективно, не просто так.

Молодой ученый анализирует пробы

***

Но не безнадежно!